что-то засиделся у окна.
небо маякнуло лазурью, а потом прикрылось.
сверху скользнули крупные снежинки, будто пух белых голубей.
дунул слегка ветерок, снежок завихлял, завертелся.
теперь не хватало только легкомысленных желтых пузатых буковок, чтобы перепутать окно с экраном телика, в котором снова запустили культовый новогодний фильмец.
впрочем, ассоциации скользнули по извилинам как-то боком, вместо кадров фильма поплыли картинки времени.
зима 1977-го.
там осталась девочка леночка, для которой я был первым и единственным.

давно заметил, что знакомство с теми, кого мы впоследствие полюбим, происходит всегда мимоходом, невзначай, еще можно сказать – вдруг.
и вдруг... но я не помню, как познакомился с леночкой.
то ли это было на факультетских вечерах самодеятельности, с непременными танцами на третьем этаже учебного корпуса нашей мореходки.
то ли на комсомольских случках – совместных посиделках в звонком подвале молодежного кафе красавцев-курсантов и бойких работниц джутовой фабрики.
да нет, она не работала на джутовой фабрике.
блин, не помню.
проще: однажды мы нашли друг друга.
она была маленькой, черноглазой, с трогательными завитками темных волос на затылке.
очень была похожа на певицу из *ликвидации*, бездарно зарезанную пореченковскими ножницами.
бойкая девочка. и я, по молодой глупости своей и наивному цинизму, считал ее прожженной... опытной... умелой...
время от времени, когда нас охватывала кипучая волна, когда мы задыхались... каждое прикосновение било током... она шептала: ах, ты меня соблазнишь, доведешь до греха...
и у меня в мозгу промелькивало: да-да, девочка, пой о невинности, строй из себя...

она жила с мамой в однокомнатной хрущевке. ее мама, похожая на кадушку для соленых огурцов, в двух пуховых платках и драповом пальто, с утра до вечера продавала талоны на троллейбусной остановке.
от подъезда до остановки было пятьдесят метров. мамаша могла нагрянуть домой в любую секунду.
так мы, глупые, думали тогда. это теперь я понимаю, что мамаша в нашу сторону дыхнуть лишний раз боялась. а тогда...
конечно, это случилось, мы перешли грань, прижимаясь друг к дружке изо всех сил.
я не очень-то отчетливо помню, что делал.

к жизни многие слова не подходят. ну что это: *дефлорация*? не похоже.

это был единственный раз.
никогда, ни до, ни после, за многие прошедшие дни и ночи, на многочисленных женских лицах я больше никогда не увидел такого откровенно детского выражения... испуга.
такое лицо было, вероятно, у евы, когда всевышний призвал их с адамом после дегустации от древа познания добра и зла.
впрочем, и на леночкином лице я больше не видел такого выражения.
много разных ее лиц видел.
была страсть, обожание, восхищение, пожалуй, любовь.
бывали на ее лице и всякие хитроватые гримаски.
и раздражение, и гнев, и ненависть.

потом мы расстались.
с тех пор прошла целая жизнь.
но леночку я помню.